Журнал «Электронная музыка»

СТАТЬИ

Главная Статьи Мастер-класс Джона Эпплтона в Термен-центре

Мастер-класс Джона Эпплтона в Термен-центре

Номер: №2 за 2007 год
Рубрика: Портрет
Автор: Майя Медкова

С Россией Джона Эпплтона связывает очень многое – и приверженность его родителей коммунистическим идеалам, и русский отчим по имени Саша, и приобретенная в детстве любовь к русской культуре и русским композиторам. Впервые Эпплтон (вместе со своим “Синклавиром”) приехал в нашу страну в 1984 году, как он объясняет сам, “потому что мой дядя сбежал [в СССР]. Мы привыкли слышать, что русские сбегают в Америку. Но мой дядя сбежал из Америки”. Второй визит состоялся в 1991 году, после того как Джон познакомился в США с дирижером Дмитрием Покровским [1]. Россия 1990-х показалась композитору бурлящим “Диким Западом”. В суматохе переходного для страны этапа он разглядел зарождение новой творческой свободы и пришел к выводу, что “сердца и души русских людей невероятно прекрасны” [2].

Многое связывает композитора и с Термен-центром при Московской консерватории. Эпплтон не просто входит в совет кураторов центра, это именно он в 1993 году придумал для него название и с тех пор не оставляет “крестника” – внимательно следит за его развитием, регулярно проводит лекции и занятия с его студентами. Отвечая на вопрос о дате своего следующего визита, Эпплтон смеется: “Когда Андрей (директор Термен-центра Андрей Смирнов) скажет, тогда и приеду! Он мой босс!” Андрей Смирнов, судя по всему, всегда рад своему американскому другу – и тот приезжает часто.

Этой зимой знаменитый создатель “Синклавира” снова был в Москве. 16 января все желающие могли прийти в Термен-центр, чтобы послушать, как он рассказывает о своем творческом пути, задать вопросы и просто пообщаться. Джон оказался человеком с острым умом и тонким чувством юмора, к тому же очень красноречивым оратором, практически каждая фраза которого представляет из себя готовый афоризм.

19 января Эпплтон захотел сам побыть в роли слушателя и провел в Термен-центре мастер-класс для молодых композиторов. Желающих выставить свои сочинения на “суд” знаменитого мастера, преподающего электронную музыку уже сорок лет, собралось немало. Впрочем, с судом мероприятие не имело ничего общего. Джон просто предложил рассказать, что он, как другой композитор, думает о той музыке, которую ему показывают. “Я не буду говорить, как вам следует писать музыку, – заметил он, – я лишь буду говорить о том, как я бы написал эту пьесу, если бы она была моей”.

Композитор познакомил всех со своим педагогическим кредо: “В течение года я учился у аргентинца Марио Давыдовски, в Колумбийском университете. Он придерживался следующей философии – если музыка ему нравилась, он говорил студенту: “Это дрянь, это дерьмо”. Он считал, что это заставит студента работать еще более усердно. А если он видел, что музыка ужасна, он говорил: “Чудесно, прекрасно! Это лучшее, что вы написали!” Я решил, что никогда не буду поступать так. Я могу сказать: я не понимаю того, что вы делаете. Я буду пытаться выдать свое самое хорошее впечатление. И если мне что-то действительно понравится, я обязательно скажу об этом. Но я никогда не скажу – это ужасная музыка. Как учитель, я несу большую ответственность – я должен думать о сердце и чувствах молодого композитора, верящего в то, что он делает. И мне хочется помочь молодым композиторам стать лучше”.

За время мастер-класса мы смогли убедиться в том, что это не просто слова. Талантливый композитор оказался еще и прирожденным преподавателем, терпеливым и внимательным, умеющим слушать, любящим свое дело и, главное, искренне стремящимся помочь своему ученику. Каждому он постарался дать какой-нибудь полезный совет. Для каждого у него нашлись слова одобрения и поддержки.

Эпплтон попросил ничего не говорить ему о музыке до того, как она прозвучит, за исключением разве что ее продолжительности и даты написания. Лежащие перед ним листы бумаги быстро покрывались заметками. Он то препарировал пьесу, выделяя в ней смысловые части и анализируя форму, то говорил о ее общем настроении. Иногда он предлагал усилить какой-либо эффект, сократить пьесу, сделать развитие более драматичным или динамичным, более определенно указать слушателям на свои намерения, помочь им ухватить идею пьесы – не через объяснение, а через саму музыку, потому что объяснять музыку, с точки зрения Джона – это разрушать ее тайну и суть.

Обсуждение каждой пьесы Эпплтон превращал в глубинное интервью ее автора. Его, конечно же, интересовало, как профессионала, как то или иное сочинение было реализовано с технической точки зрения, но более всего он стремился понять каждого композитора, узнать, “что у него в голове”, сформировать представление о его мотивациях, целях и планах на будущее. И в то же время его вопросы были нацелены на то, чтобы побудить самих молодых людей всерьез задуматься о многих важных вещах. “То, что я всегда ищу в музыке – это доказательство искренности ее создателя, интеллектуальной честности. Мне может не нравиться сама музыка. Но я должен видеть за ней мотивацию автора, его намерения”, – объяснил свое любопытство композитор, впрочем, сразу дав понять, что правильных ответов на предложенные им вопросы не существует.

Указывая на особую важность связи музыки с определенным местом и временем исполнения, а также с той аудиторией, на которую она рассчитана, Эпплтон интересовался, когда лучше всего слушать данную пьесу, где лучше всего слушать ее – в клубе или дома, и можно ли слушать ее в спальне, для кого была написана музыка, и является ли она личной или публичной, показал бы автор свое сочинение матери, людям пожилого возраста, друзьям и коллегам по работе.

Вопросы сыпались один за другим: важно ли слушателю знать для понимания музыки, как именно была сделана композиция? Хотел ли бы автор, чтобы его музыка была исполнена более громко? Какую музыку композитор писал раньше? Похожи ли его предыдущие произведения на то, что прозвучало? Понравилась ли бы публике музыка больше, если бы она могла присутствовать при ее живом исполнении? Насколько намеренным было введение того или иного эффекта и как сочинялась пьеса – время от времени или за один присест? Должна ли каждая новая пьеса отличаться от предыдущей и чем?

Незаметно вектор беседы смещался к философским и экзистенциальным темам. Эпплтону хотелось понять, насколько композитор зависит от мнения других людей, насколько он уверен в избранном пути – собирается ли он зарабатывать на жизнь сочинением музыки, будет ли продолжать писать музыку даже в том случае, если только один человек будет слушать ее, счастлив ли он, когда заканчивает работу над очередной пьесой?

Перед девушкой-композитором Эпплтон поставил модный в США гендерный вопрос: есть ли разница между музыкой, которую пишут женщины и мужчины? Должны ли женщины писать другую музыку? Сам Джон отметил, что, по его мнению, музыка выражает личность человека независимо от его половой или гендерной принадлежности.

Говоря о технической стороне, Эпплтон обратил внимание на часто встречающийся в сочинениях молодых авторов “синдром грязного микрофона” – специально создаваемое композиторами ощущение плохого качества записи. Возникновение этого синдрома американский гость связывает с появляющимся в век, когда все коммерческие записи сделаны идеально и качественно, желанием показать какое-то несовершенство, вывернуть все наизнанку. Люди его поколения, отметил Джон, напротив, пытались все сделать как можно чище и совершеннее, “потому что вокруг было слишком много шума”.

Композитор активно вовлекал в дискуссию всех пришедших на встречу. Мнения расходились, разгорались споры. Разряжая обстановку шутливым замечанием, Эпплтон каждый раз подчеркивал, что он ни в коем случае не высмеивает музыку или самого композитора. И ему всегда удавалось сохранять дружескую, позитивную и конструктивную атмосферу в аудитории.

Молодые композиторы подготовили старшему коллеге сюрприз – юмористическую композицию, в основу которой легли семплы с записью его голоса. Эпплтон, сетовавший на то, что в сочинении музыки редко используется юмор, был счастлив.

Мастер-класс продолжался долго. Эпплтон прослушал огромное количество музыки, и было заметно, что композитор устал. Но его заключительная реплика прозвучала чрезвычайно жизнеутверждающе: “Сейчас десять вечера, и мы сидим здесь уже четыре часа. У меня такое предложение – сейчас мы сделаем перерыв на пять минут, а затем будем работать дальше в течение следующих четырех часов!”

Сноски

1. Которому, кстати, посвящена электроакустическая пьеса Эпплтона «Dima Dobralsa Domoy».
2. Appleton J. Notes for Appleton Syntonic Menagerie 2. 2002.

© «Электронная музыка» 2006-2008 гг. © ООО Издательство «Приборостроение» 2006-2008 гг. Дизайн © Олег Макаров 2006-2008 гг. Дизайн логотипа © Patrick K.-H. 2008 г. Веб-реализация и поддержка: Майя Медкова